— Не исключено, что сегодня на нас может быть нападение.
Ира ахнула, и ее глаза заблестели:
— Сергий, ты что говоришь, — это правда?
— Ира, ну, что здесь такого, как будто не знаешь, как это бывает.
Моя жена стала серьезной, слезы исчезли, лицо ее приняло жесткое выражение, какого я еще у нее не видел, она резко встала:
— Знаю Сергий, вы ужинайте, а я пойду на женскую половину мне надо всем дать распоряжения приготовиться к осаде. Сейчас печи снова растопим смолу, да кипяток готовить. Посмотреть надо на крышах, не замерзла ли вода в чанах, и песку прибавить.
С этими словами она исчезла в коридоре.
Борис посмотрел на меня и в его глазах я увидел одобрение.
А сидел и думал:
— Вот времена, ни вопросов, что, как, почему — есть опасность и к ней надо быть готовым. В моей первой жизни я таких женщин не встречал.
Тихо Браге что-то спросил. Я посмотрел на Кошкарова:
— Датчанин спрашивает, можно ли ему со слугами принять участие в бою, если он будет?
— Борис, скажи, что мы еще не уверены, что нападение будет сегодня, но если это случится, то пусть он решает сам, что делать, а я не против его участия.
После ужина я вышел во двор, Кошкаров ушел к своим подчиненным, раздавать инструкции, обычно уже пустое к этому времени подворье сейчас напоминало муравейник. Но никакой паники не было, все бегали с деловым видом, шума почти не было. На крыше разбивали уже достаточно толстый лед в емкостях с водой, дворня в очередь передавала туда полные ведра. Неожиданно ворота открылись и несколько вооруженных воинов ушли в темноту. Я пошел туда. Кошкаров стоял, задумавшись, смотря на закрывающиеся ворота.
— Борис ты, куда людей отправил? — спросил я.
Вместо ответа он показал на чернеющий, на фоне звездного неба, силуэт колокольни Варваринской церкви.
— Видишь, единственное место, откуда можно прицельно стрелять. А им из луков только навесом можно бить. Наши сейчас на колокольне устроятся, их оттуда до утра не вышибить. А Захарьинским ведь надо будет все быстрее сделать, ежели за час не успеют нас положить, то здесь от стрельцов не протолкнуться будет.
Понимаешь, то, что ты сегодня Никите Романовичу в Кремле сказал, это для него пугало небольшое, торопиться с тобой он не стал бы, может, посмеялся про себя над молодым, да продолжал каверзы строить. А вот, то, что вечером случилось — это его сынок, скорее всего, постарался, отца не спросив. Они сейчас еще не знают, что с черкасами этими случилось. А от ведь тех то ниточка прямая к ним. Да, еще вспомнил я с крестиком убитого, Мартынко Заруцкий — это, известный днепровский атаман, а ведь в церковь здесь ходил, православного изображал. Веру дедовскую предал, тьфу, анафема на него.
Иоанн Васильевич такого, не простит Захарьиным, что с тайными схизматиками дружбу водят, и на родство не посмотрит. Никита Романович это не хуже нас с тобой знает, так что может и рискнут напасть сегодня ночью попозже. Хотя я бы на его месте этого не делал, а устроил бы засаду по пути во дворец, чтобы из пищалей всех сразу положить, и сразу убечь. Так, что ежели ночь переживем, с утра раннего в Кремль ехать не стоит.
А я стоял и вспоминал фамилию, Заруцкий, что-то знакомое, где-то я уже ее слышал. Казалось, что вот-вот что-то всплывет в моей памяти, но, увы, этого так и не случилось.
После полуночи суета во дворе улеглась, и все погрузилось во тьму. Я прилег, как был в доспехах, в сенях дома, двери на улицу остались приоткрыты, было тихо, только вдалеке лаяли собаки. Сразу потянуло в дремоту.
Разбудил меня шепот Кошкарова:
— Слышь, Аникитович, просыпайся.
Я открыл глаза:
— Что, уже идут? — был мой первый вопрос.
— Да нет, через час уже Луна взойдет, они ежели пойдут, как на ладони будут, мы их из луков перещелкаем. А вот пластуны, если все-таки решаться, то должны сейчас полезть. Вот их бы по-тихому перенимать, эх, моих ребят бы сюда с кем мы Казань брали когда-то. Наши то хлопы, пока не особо для этого дела годятся.
Просидели мы еще часа три, пока на востоке не начало алеть небо. После этого, успокоившись, начали разбирать все завалы и баррикады, устроенные в ожидании штурма. Наши стрелки, отправленные на колокольню, вернулись еще раньше, по дороге они громко смеялись, все представляли, что скажет звонарь, когда придет и увидит истоптанный ногами в грязь легкий снежок на полу звонницы.
Хоть и не хотелось опаздывать к царю, но пришлось задержаться, чтобы на улицах появилось побольше народа и если и была какая засада, ожидавшая нас на пути, то ее должны были уже снять. Все же нападать прямо на глазах у десятков прохожих было чревато даже для Захарьиных-Юрьевых.
Во дворец мы отправились, когда на моих ходиках было десять часов утра.
Я ехал, среди охраны, одетый также, как все, мой приметный тягиляй и шлем с доспешным воротником были на молодом охраннике, игравшем сегодня, на время пути, мою роль. Кошкаров еще раньше уехал с лучшим десятком в Кремль, с запиской к дьяку моего приказа. Наступила наша очередь устраивать ловушку моему противнику.
Когда мы выехали к Лобному месту, я обратил внимание на суету у входа в Кремль, сотни стрельцов выстраивались в походные колонны и уходили в московские улочки. В самом Кремле все вроде было спокойно. Я прошел к царю, сегодня охрана пропустила меня без обычных вопросов. Когда я зашел Иоанн Васильевич сидел на высоком резном стуле, рядом с ним стоял Хворостинин, лицо его было мрачнее тучи.
Я низко поклонился Иоанну Васильевичу, который насмешливо смотрел на меня: